К счастью, территорию буровой удалось покинуть благополучно,
по нам и нельзя было сказать, что мы идём на рыбалку – удочки таились под
спецодеждой, ничто не выдавало наших запретных намерений. Дорога в лес была не
проста и в то же время познавательна для меня. Мы шли по вытоптанной болотной
тропинке, каждый акт соприкосновения моих подошв с тропой сопровождался почти
полной остановкой дыхания – ступни проваливались сантиметров на 20, мне
почему-то казалось, что если выдохнуть весь воздух из лёгких, то мой вес станет
меньше и риск оказаться в объятиях болота уменьшается, поэтому лишь на выдохе я
осмеливался делать очередной шаг. Минут 10 пробирались через трясину и
выбрались наконец на куда более надёжную для передвижения землю, на кустарниковое
поле.
В качестве кустарников выступали берёзы, да не простые берёзы, а карликовые, метр в длину и с очень мелкими листочками, без пестрого окраса и без ствола, некоторые вахтовики чтоб попариться даже веники из этих малюток умудрялись делать. Берёзки вырастали из какого-то белого одеяла, покрывающего всю землю вокруг, словно по облаку я передвигался по пушистому покрову, проваливаясь на добрых десять-пятнадцать сантиметров. Белоснежным слоем оказалось излюбленное лакомство здешних оленей – ягель, кстати, об оленях, по дороге к реке мы натолкнулись на место, где лет так 50 назад останавливались здешние племена хантов и манси, нашим глазам предстали их незамысловатые жилища – чумы, похожие на стога сена, а неподалеку от этих стогов располагался обветшавший забор из длинных крупных веток, забор служил ограждением для стойбища оленей. Обозревая деревянные остатки племенной бытности, я представлял себе, как вот здесь несколько десятилетий назад женщины-ханты около своих чумов очищали рыбу, словленную мужчинами-хантами, которые рядом с ними натягивали тетиву на могучие луки, а там, у стойбища мальчики-ханты и девочки-ханточки резвились и играли с жующими ягель оленями. Фантазии ушли на второй план, когда я у себя под ногами увидел кусты с неизвестными мне доселе голубыми ягодами – Алексей объяснил, что это голубика и что её можно есть, я попробовал одну ягодку – мне понравилось, попробовал вторую, третью и вот меня уже ничто не сможет остановить от поедания этих вкусных крупных круглешочков, потом голубика сменилась черникой, а черника уступила своё место красной и немного кислой клюкве – одно можно сказать – ягод на этой поляне поле нашего нашествия осталось очень мало.
В качестве кустарников выступали берёзы, да не простые берёзы, а карликовые, метр в длину и с очень мелкими листочками, без пестрого окраса и без ствола, некоторые вахтовики чтоб попариться даже веники из этих малюток умудрялись делать. Берёзки вырастали из какого-то белого одеяла, покрывающего всю землю вокруг, словно по облаку я передвигался по пушистому покрову, проваливаясь на добрых десять-пятнадцать сантиметров. Белоснежным слоем оказалось излюбленное лакомство здешних оленей – ягель, кстати, об оленях, по дороге к реке мы натолкнулись на место, где лет так 50 назад останавливались здешние племена хантов и манси, нашим глазам предстали их незамысловатые жилища – чумы, похожие на стога сена, а неподалеку от этих стогов располагался обветшавший забор из длинных крупных веток, забор служил ограждением для стойбища оленей. Обозревая деревянные остатки племенной бытности, я представлял себе, как вот здесь несколько десятилетий назад женщины-ханты около своих чумов очищали рыбу, словленную мужчинами-хантами, которые рядом с ними натягивали тетиву на могучие луки, а там, у стойбища мальчики-ханты и девочки-ханточки резвились и играли с жующими ягель оленями. Фантазии ушли на второй план, когда я у себя под ногами увидел кусты с неизвестными мне доселе голубыми ягодами – Алексей объяснил, что это голубика и что её можно есть, я попробовал одну ягодку – мне понравилось, попробовал вторую, третью и вот меня уже ничто не сможет остановить от поедания этих вкусных крупных круглешочков, потом голубика сменилась черникой, а черника уступила своё место красной и немного кислой клюкве – одно можно сказать – ягод на этой поляне поле нашего нашествия осталось очень мало.
Миновав поляну,
мы вошли в лес и совсем скоро оказались перед небольшой тихо путешествующей по
владениям лешего рекой. Отыскали подходящий песчаный берег, я остановился,
достал удочку, Алексей пошёл дальше и обосновался метрах в 20 от меня. Пока я
готовился (скомкивал в кружочки мякиш хлеба), начальник партии, орудовавший
блесной, уже словил первую обитательницу речки – «Окунь, сантиметров 15» -
прокричал мне полупрофессиональный рыбак. Вот и я насадил на крючок хлебушек,
поплевал зачем-то на него и забросил удочку. Присел, начал ждать, комары ждать
не стали, они сразу нашли свою добычу. Терпение моё сильно потревожено не было,
через пять минут поплавок начал радостно бултыхаться, я почувствовал какую-то
силу там, в глубине воды, я почувствовал напряжение удочки, лески, я ощутил
колыхание глади речной от ныряющего поплавка, я ощутил то, что вызывает восторг
у рыбаков, то, что прививает им любовь к этому потрясающему занятию. Потянул
удочку, закрутил катушку и вот она рыба моей мечты – оказавшись в воздушной
стихии, она, скорее всего не от радости, начала конвульсивно извивать свое
блестящее тело. Я не знал, что дальше делать – блокировка на катушке не
работала, кругом мешают ветки, а рыба болтается в опасной близости от воды.
Сделал ещё пару витков катушкой, притянул удочки максимально к себе и чашуйчато-хвостатый
зверь уже в моих руках, скользкой заразой оказалась рыба. Алексей подошёл ко
мне, осмотрел добычу и проговорил: «Ааа, мохтик, самая что ни на есть северная
рыба». Я положил почти 15-сантиметрового мохтика на землю, это была моя первая
рыба в жизни, но целовать её не стал, неприятно всё-таки. Хотя и говорят, что
дуракам везёт, ой, то есть новичкам везёт, я всё же удивился своему быстрому
успеху. В конечном итоге я поймал 4 мохтика, правда один сорвался, а тот самый
первый ускакал по земле в реку, с двумя
рыбёшками пошел к Алексею, мешок, лежавший рядом с ним, пугающе шевелился, в
нем последние признаки жизни подавали с десяток мохтиков и окуней и пару
пескариков. Лёша дал мне нож, и я начал разделывать наловленное, сам начальник
продолжал рыбалку. Опыт разделывания, распотрошения свежей, да ещё и живой
рыбы, тоже был для меня первым и крайне омерзительным. Разделаюсь с одним
окунем, Алексей тут же словит двух, так бы мне пришлось до ночи копошиться в
кишках, но эта перспектива меня не очень-то и радовала – «Всё, давай
заканчивай, домой пора» - с ножом в руках обратился к полупрофессионалу.
«Сейчас, ещё пару минут, я здесь щучку одну приметил» - ответил рыбак. Я
разделал последнего мохтика и уже хотел помыть в реке руки, как вдруг воздух
вокруг содрогнулся от крика Алексея – «Вот она, щука, вот она родимая». Он
вытянул полуметрового гиганта на землю, тот пытался вырваться из плена, ловец
взял в руки дубинообразную палку и в бейсбольной манере обрушил на голову щуке
сильнейший удар, «Оглушил» - подумал я, «Убил» - сказал Алексей. С тридцатью килограммами
рыбы мы вернулись домой, щука оказалась волшебной на вкус – приготовленная на
пару (жаренное Алексею нельзя – желудок не здоров) да с гречневым гарниром и
приправами, она исполнила одно и единственное желание – поесть на славу. Этой
рыбой мне пришлось питаться все две недели, так как закупленных мною продуктов
хватило всего на три дня, а в столовую я так и не осмелился сходить (Саня с
Лёшей категорически не пускали меня туда, заботились о моём здоровье, видимо).
На следующий день
мы снова пошли к реке, «где одна щука, там должна быть и другая» - эти слова
Александра мотивировали нас на очередной поход. Решили найти новое место
дислокации у реки, блуждая по лесу, спустились в низину, там побродили туда
сюда и остановились на берегу вчерашней нашей стоянки. Сделали пару шагов по
песку и, онемевши, остановились. Глаза начали судорожно смотреть сначала на то
место, где вчера лежали внутренности распотрошенных мною рыб, а потом на то,
что заставило сердце испуганно прыгать в груди. Крупные следы с углублениями от
когтей, следы явно косолапого животного, который и съел оставшиеся кишки.
Дыхание участилось, голова завертелась в разные стороны, вся наша жизнь в этот
момент превратилась в абсолютный слух – казалось, что я даже разговор немых рыб
могу услышать. Меня бросило в горячий пот, начало трясти, жутко заболела
голова, по Алексею было видно, что он тоже не в приподнятом настроении. Мы
очень медленно зашагали по направлению к буровой, постоянно оглядывались,
прислушивались, у меня чуть жизнь изо рта не вырвалась, когда Лёша с
приглушенным криком упал на землю, споткнувшись о какую-то ветку. Я помог ему
подняться, и мы двинулись дальше, разум подсказывал, что идти нужно было
медленно, сохраняя силы, которые могут пригодиться в дальнейшем, при возможной
встрече с хищником. До буровой оставалось метров сто, и горячий пот сменился
холодным, видимо, начали осознавать - в какой опасности оказались мы сегодня, и
чем, при открывшихся обстоятельствах, могла обернуться для нас вчерашняя
безмятежная рыбалка. Хоть и передвигались мы не спеша, к вагончику подходили
запыхавшимися, ни завтра, ни в последующие 10 дней территорию буровой мы не
покидали, в лес ходил только Саня – любитель экстремального сбора ягод.
Оставшиеся дни
вахты не ознаменовались необычными событиями, выходящими за рамки повседневного
рутинного течения дел, поначалу интересная, но все-таки однообразная работа,
полное отсутствие средств коммуникации с внешним миром, рыбный рацион – всё это
постепенно зарождало внутри зерно скуки и тоски по родным местам, по любимым
людям, по хорошей, в конце да концов, еде. По истечении 14 дней за нами приехал
КАМАЗ, сей факт вызвал бурю ликования и счастья, которая свирепствовала во мне,
за рулём был наш знакомый водитель Гена, он привез наших сменщиков, немного
поболтав с ними, я, Саня и Алексей погрузили сумки в салон, потом радостно
погрузились туда сами, и наш вездеход тронулся в путь. Заехали на соседний
куст, забрали ещё одну партию рабочих, среди которых оказался тоже знакомый нам
Дима, он был первым, с кем я поделился впечатлениями о своей первой вахте.
Парадоксально, однако – поездка с базы сюда на буровую была тяжёлым
путешествием, я томился в тягостных раздумьях и истощался в неопределенном
ожидании, а поездка обратно на базу в Когалым стала для меня настоящим
блаженством, ни о чем не думал, ничего не представлял, даже кочки и пьяные
(через часа три все пассажиры салона были во власти алкогольного забвения)
коллеги не могли нарушить моего умиротворенного состояния. До конца практики
оставалось две недели.
Статьи
Рассказы
Цитаты
Стихи
Клипы
Фото



Комментариев нет:
Отправить комментарий