К счастью, территорию буровой удалось покинуть благополучно,
по нам и нельзя было сказать, что мы идём на рыбалку – удочки таились под
спецодеждой, ничто не выдавало наших запретных намерений. Дорога в лес была не
проста и в то же время познавательна для меня. Мы шли по вытоптанной болотной
тропинке, каждый акт соприкосновения моих подошв с тропой сопровождался почти
полной остановкой дыхания – ступни проваливались сантиметров на 20, мне
почему-то казалось, что если выдохнуть весь воздух из лёгких, то мой вес станет
меньше и риск оказаться в объятиях болота уменьшается, поэтому лишь на выдохе я
осмеливался делать очередной шаг. Минут 10 пробирались через трясину и
выбрались наконец на куда более надёжную для передвижения землю, на кустарниковое
поле.
В качестве кустарников выступали берёзы, да не простые берёзы, а карликовые, метр в длину и с очень мелкими листочками, без пестрого окраса и без ствола, некоторые вахтовики чтоб попариться даже веники из этих малюток умудрялись делать. Берёзки вырастали из какого-то белого одеяла, покрывающего всю землю вокруг, словно по облаку я передвигался по пушистому покрову, проваливаясь на добрых десять-пятнадцать сантиметров. Белоснежным слоем оказалось излюбленное лакомство здешних оленей – ягель, кстати, об оленях, по дороге к реке мы натолкнулись на место, где лет так 50 назад останавливались здешние племена хантов и манси, нашим глазам предстали их незамысловатые жилища – чумы, похожие на стога сена, а неподалеку от этих стогов располагался обветшавший забор из длинных крупных веток, забор служил ограждением для стойбища оленей. Обозревая деревянные остатки племенной бытности, я представлял себе, как вот здесь несколько десятилетий назад женщины-ханты около своих чумов очищали рыбу, словленную мужчинами-хантами, которые рядом с ними натягивали тетиву на могучие луки, а там, у стойбища мальчики-ханты и девочки-ханточки резвились и играли с жующими ягель оленями. Фантазии ушли на второй план, когда я у себя под ногами увидел кусты с неизвестными мне доселе голубыми ягодами – Алексей объяснил, что это голубика и что её можно есть, я попробовал одну ягодку – мне понравилось, попробовал вторую, третью и вот меня уже ничто не сможет остановить от поедания этих вкусных крупных круглешочков, потом голубика сменилась черникой, а черника уступила своё место красной и немного кислой клюкве – одно можно сказать – ягод на этой поляне поле нашего нашествия осталось очень мало.
В качестве кустарников выступали берёзы, да не простые берёзы, а карликовые, метр в длину и с очень мелкими листочками, без пестрого окраса и без ствола, некоторые вахтовики чтоб попариться даже веники из этих малюток умудрялись делать. Берёзки вырастали из какого-то белого одеяла, покрывающего всю землю вокруг, словно по облаку я передвигался по пушистому покрову, проваливаясь на добрых десять-пятнадцать сантиметров. Белоснежным слоем оказалось излюбленное лакомство здешних оленей – ягель, кстати, об оленях, по дороге к реке мы натолкнулись на место, где лет так 50 назад останавливались здешние племена хантов и манси, нашим глазам предстали их незамысловатые жилища – чумы, похожие на стога сена, а неподалеку от этих стогов располагался обветшавший забор из длинных крупных веток, забор служил ограждением для стойбища оленей. Обозревая деревянные остатки племенной бытности, я представлял себе, как вот здесь несколько десятилетий назад женщины-ханты около своих чумов очищали рыбу, словленную мужчинами-хантами, которые рядом с ними натягивали тетиву на могучие луки, а там, у стойбища мальчики-ханты и девочки-ханточки резвились и играли с жующими ягель оленями. Фантазии ушли на второй план, когда я у себя под ногами увидел кусты с неизвестными мне доселе голубыми ягодами – Алексей объяснил, что это голубика и что её можно есть, я попробовал одну ягодку – мне понравилось, попробовал вторую, третью и вот меня уже ничто не сможет остановить от поедания этих вкусных крупных круглешочков, потом голубика сменилась черникой, а черника уступила своё место красной и немного кислой клюкве – одно можно сказать – ягод на этой поляне поле нашего нашествия осталось очень мало.
Миновав поляну,
мы вошли в лес и совсем скоро оказались перед небольшой тихо путешествующей по
владениям лешего рекой. Отыскали подходящий песчаный берег, я остановился,
достал удочку, Алексей пошёл дальше и обосновался метрах в 20 от меня. Пока я
готовился (скомкивал в кружочки мякиш хлеба), начальник партии, орудовавший
блесной, уже словил первую обитательницу речки – «Окунь, сантиметров 15» -
прокричал мне полупрофессиональный рыбак. Вот и я насадил на крючок хлебушек,
поплевал зачем-то на него и забросил удочку. Присел, начал ждать, комары ждать
не стали, они сразу нашли свою добычу. Терпение моё сильно потревожено не было,
через пять минут поплавок начал радостно бултыхаться, я почувствовал какую-то
силу там, в глубине воды, я почувствовал напряжение удочки, лески, я ощутил
колыхание глади речной от ныряющего поплавка, я ощутил то, что вызывает восторг
у рыбаков, то, что прививает им любовь к этому потрясающему занятию. Потянул
удочку, закрутил катушку и вот она рыба моей мечты – оказавшись в воздушной
стихии, она, скорее всего не от радости, начала конвульсивно извивать свое
блестящее тело. Я не знал, что дальше делать – блокировка на катушке не
работала, кругом мешают ветки, а рыба болтается в опасной близости от воды.
Сделал ещё пару витков катушкой, притянул удочки максимально к себе и чашуйчато-хвостатый
зверь уже в моих руках, скользкой заразой оказалась рыба. Алексей подошёл ко
мне, осмотрел добычу и проговорил: «Ааа, мохтик, самая что ни на есть северная
рыба». Я положил почти 15-сантиметрового мохтика на землю, это была моя первая
рыба в жизни, но целовать её не стал, неприятно всё-таки. Хотя и говорят, что
дуракам везёт, ой, то есть новичкам везёт, я всё же удивился своему быстрому
успеху. В конечном итоге я поймал 4 мохтика, правда один сорвался, а тот самый
первый ускакал по земле в реку, с двумя
рыбёшками пошел к Алексею, мешок, лежавший рядом с ним, пугающе шевелился, в
нем последние признаки жизни подавали с десяток мохтиков и окуней и пару
пескариков. Лёша дал мне нож, и я начал разделывать наловленное, сам начальник
продолжал рыбалку. Опыт разделывания, распотрошения свежей, да ещё и живой
рыбы, тоже был для меня первым и крайне омерзительным. Разделаюсь с одним
окунем, Алексей тут же словит двух, так бы мне пришлось до ночи копошиться в
кишках, но эта перспектива меня не очень-то и радовала – «Всё, давай
заканчивай, домой пора» - с ножом в руках обратился к полупрофессионалу.
«Сейчас, ещё пару минут, я здесь щучку одну приметил» - ответил рыбак. Я
разделал последнего мохтика и уже хотел помыть в реке руки, как вдруг воздух
вокруг содрогнулся от крика Алексея – «Вот она, щука, вот она родимая». Он
вытянул полуметрового гиганта на землю, тот пытался вырваться из плена, ловец
взял в руки дубинообразную палку и в бейсбольной манере обрушил на голову щуке
сильнейший удар, «Оглушил» - подумал я, «Убил» - сказал Алексей. С тридцатью килограммами
рыбы мы вернулись домой, щука оказалась волшебной на вкус – приготовленная на
пару (жаренное Алексею нельзя – желудок не здоров) да с гречневым гарниром и
приправами, она исполнила одно и единственное желание – поесть на славу. Этой
рыбой мне пришлось питаться все две недели, так как закупленных мною продуктов
хватило всего на три дня, а в столовую я так и не осмелился сходить (Саня с
Лёшей категорически не пускали меня туда, заботились о моём здоровье, видимо).
На следующий день
мы снова пошли к реке, «где одна щука, там должна быть и другая» - эти слова
Александра мотивировали нас на очередной поход. Решили найти новое место
дислокации у реки, блуждая по лесу, спустились в низину, там побродили туда
сюда и остановились на берегу вчерашней нашей стоянки. Сделали пару шагов по
песку и, онемевши, остановились. Глаза начали судорожно смотреть сначала на то
место, где вчера лежали внутренности распотрошенных мною рыб, а потом на то,
что заставило сердце испуганно прыгать в груди. Крупные следы с углублениями от
когтей, следы явно косолапого животного, который и съел оставшиеся кишки.
Дыхание участилось, голова завертелась в разные стороны, вся наша жизнь в этот
момент превратилась в абсолютный слух – казалось, что я даже разговор немых рыб
могу услышать. Меня бросило в горячий пот, начало трясти, жутко заболела
голова, по Алексею было видно, что он тоже не в приподнятом настроении. Мы
очень медленно зашагали по направлению к буровой, постоянно оглядывались,
прислушивались, у меня чуть жизнь изо рта не вырвалась, когда Лёша с
приглушенным криком упал на землю, споткнувшись о какую-то ветку. Я помог ему
подняться, и мы двинулись дальше, разум подсказывал, что идти нужно было
медленно, сохраняя силы, которые могут пригодиться в дальнейшем, при возможной
встрече с хищником. До буровой оставалось метров сто, и горячий пот сменился
холодным, видимо, начали осознавать - в какой опасности оказались мы сегодня, и
чем, при открывшихся обстоятельствах, могла обернуться для нас вчерашняя
безмятежная рыбалка. Хоть и передвигались мы не спеша, к вагончику подходили
запыхавшимися, ни завтра, ни в последующие 10 дней территорию буровой мы не
покидали, в лес ходил только Саня – любитель экстремального сбора ягод.
Оставшиеся дни
вахты не ознаменовались необычными событиями, выходящими за рамки повседневного
рутинного течения дел, поначалу интересная, но все-таки однообразная работа,
полное отсутствие средств коммуникации с внешним миром, рыбный рацион – всё это
постепенно зарождало внутри зерно скуки и тоски по родным местам, по любимым
людям, по хорошей, в конце да концов, еде. По истечении 14 дней за нами приехал
КАМАЗ, сей факт вызвал бурю ликования и счастья, которая свирепствовала во мне,
за рулём был наш знакомый водитель Гена, он привез наших сменщиков, немного
поболтав с ними, я, Саня и Алексей погрузили сумки в салон, потом радостно
погрузились туда сами, и наш вездеход тронулся в путь. Заехали на соседний
куст, забрали ещё одну партию рабочих, среди которых оказался тоже знакомый нам
Дима, он был первым, с кем я поделился впечатлениями о своей первой вахте.
Парадоксально, однако – поездка с базы сюда на буровую была тяжёлым
путешествием, я томился в тягостных раздумьях и истощался в неопределенном
ожидании, а поездка обратно на базу в Когалым стала для меня настоящим
блаженством, ни о чем не думал, ничего не представлял, даже кочки и пьяные
(через часа три все пассажиры салона были во власти алкогольного забвения)
коллеги не могли нарушить моего умиротворенного состояния. До конца практики
оставалось две недели.
Комментариев нет:
Отправить комментарий